Мисс Франк вывела его перед классом. Он чувствовал себя так, точно чувства детей вокруг него были руками, толкающими и хватающими со всех сторон его тело.
— Это Паал Нильсен, дети,— объявила мисс Франк, и звук резко перекрыл беспокойные потоки чужих мыслей.— Мы должны быть очень терпеливыми с этим мальчиком. Вы видите, что его отец и мать не научили его говорить.
Она взглянула на ребенка сверху вниз так, точно была общественным обвинителем в суде, обнаружившим при всех вину некоего преступника.
— Он не понимает слов английского языка,— сказала она.
Молчание на секунду, брезгливая гримаса мисс Франк. Она всей своей костлявой кистью сжала плечо ребенка.
— Хорошо, мы поможем ему научиться говорить, так, класс?
По рядам парт пробежал ропот и шепот. Кто-то тонким голосом пропищал:
— Да, мисс Франк.
— Ну, Паал,— сказала она повелительно. Он не повернулся к ней. Тогда она еще сильнее сжала его плечо.— Паал!
Мальчик взглянул на нее.
— Можешь ты сказать нам свое имя? — спросила мисс Франк.— Паал? Паал Нильсен? Подними голову. Скажи нам, как тебя зовут.
Ее пальцы впились в него, точно железные крючья.
— Говори: Паал. Паал.
Он всхлипнул. Мисс Франк немного ослабила свою хватку.
— Ты еще научишься,— с притворной ласковостью сказала она. Ее ничто не могло обескуражить.
Он сидел посередине класса, точно червяк на крючке среди течения, бурлящего раскрытыми ртами, ртами, ртами, которые беспрерывно издавали бессмысленные звуки.
— Это корабль. Корабль плывет по морю. Люди, которые живут на корабле, называются матросами.
Эти слова были напечатаны в букваре рядом с картинкой.
Паал вспомнил картины, которые показывал ему отец. Это тоже были картины с кораблями, но его отец не произносил безобразных коротких слов. Его отец давал ему мысленный образ, сопровождаемый звуком и цветом.
Огромные синие валы прилива. Зеленые, с белоснежными шапками пены, водяные горы. Штормовой ветер, гоняющий по гребням волн накренившийся парусник, вспышки молний, низкие тучи, грохочущие каскады воды. Волшебно прекрасный рассвет в океане, переливающееся всеми красками небо, тюлени, сияющие волны, яркое солнце.
— Это ферма. Люди, которые производят продукты питания, называются фермерами.
Слова — пустые обрубленные слова, не имеющие ничего общего с теплым запахом земли! Шум пшеничного поля на ветру, колыхание золотого моря. Вот солнце садится за красной крышей деревенского амбара, а в душистом нежном ветре издалека слышится тонкий звон колокольцев на шеях у коров.
— Это лес. Лес состоит из деревьев.
Разве в этих звуках или в символах на бумаге есть хоть немного чувства! Нет в них ни гула ветра, вечной рекой текущего сквозь столетние могучие кроны. Нет в них запаха ели, дуба, сосны и новых листиков березы. Нет в словах ощущения, когда под твоими ногами пружинит мягкий ковер опавших лесных листьев.
Слова. Косный бездарный язык людей с обрубленными мыслями! Полная невозможность выражения мысли и чувства! Черные значки на белом фоне. Это кошка. Это собака. Кошка. Собака. Это мужчина. Это женщина. Мужчина, женщина. Машина. Лошадь. Дерево. Стол. Дети. Каждое слово ударялось в него и обрубало его собственные мысли. Ловушка со скрежетом захлопывалась и запирала его необыкновенное сознание на замок.
Каждый день она ставила его на платформу перед рядами парт.
— Паал,— говорила она снова и снова.— Скажи: Паал!
Он не мог. Он смотрел на нее, слишком мягкий, чтобы обрывать всякую связь с ней, слишком испуганный, чтобы идти к ней навстречу.
— Паал.— Костлявый палец снова и снова упирался ему в грудь.
— Паал. Паал. Паал.
Он боялся ее. Он не мог не бояться ее. В конце концов его взгляд становился пустым, он переставал замечать классную комнату и всех, кто в ней находился, и концентрировался на спасительном образе — на руках своей матери. Он знал, что это был настоящий бой. Застывший от горя, он чувствовал всем своим существом каждую новую попытку вторжения в его мысли.
— Ты не слушаешь меня, Паал Нильсен! — Мисс Франк выпалила это и изо всех сил толкнула ребенка.— Ты — тупой, невоспитанный мальчик. Ты не желаешь быть таким, как другие дети?
Ребенок смотрел на нее широко раскрытыми зелеными глазами. Никогда не целованные тонкие губы старой девы покривились от злости и сжались.
— Садись на место,— злобно процедила она.
Ребенок не шелохнулся. Она столкнула его с платформы своими жесткими пальцами.
— Садись! — крикнула она таким голосом, точно командовала упрямым глупым щенком.
Каждый день.
Она внезапно проснулась отчего-то посреди ночи. Поднялась с постели и в темноте вышла из комнаты. Гарр� спал, похрапывая. Она, стараясь не разбудить его, прикрыла за собой дверь спальни и, повинуясь безотчетному предчувствию, пошла в гостиную.
— Мой милый!
Он стоял у окна и глядел на улицу. Когда Кора заговорила, он вздрогнул. Огни ночных реклам осветили его лицо. На этом лице был страх.
— Мой милый, ступай спать.— Она повела мальчика в спальню, уложила в кровать и взяла в свои ладони его тонкие, холодные руки.
— Что с тобой, мой дорогой?
Он молча смотрел на нее из тьмы своими огромными, милыми, полными слез глазами.
— Ох, господи,— прошептала Кора. Она схватила его и прижала к себе — щекой к щеке.— Чего ты боишься?
В глубоком молчании ей представилась классная комната и мисс Франк, стоящая посреди нее. Этот образ явственно нарисовался в ее воображении и исчез.
— Это школа? — спросила она, но тоже не словами, а мысленно, используя тот образ, который только что мелькнул в ее сознании.