— Как и стоимость всех остальных домов,— сказал Путнам, сверкая глазами.— Этот грязный сукин сын...
Теодор похлопал его по плечу.
— Как родители вашей жены проводят время в НьюЙорке? — спросил он, меняя тему.
— Они уже возвращаются обратно,— сказал Путнам.
— Отлично, отлично.
Он отправился домой и примерно час читал комиксы. Потом вышел из дому.
Дверь ему открыла Элеонора Горс с раскрасневшимся лицом. Халат был надет кое-как, глаза лихорадочно блестели.
— Можно мне забрать кастрюлю? — вежливо поинтересовался Теодор.
Она промямлила что-то и покачнулась, отступая назад. Он, проходя мимо, коснулся ее руки. Она дернулась так, словно он ее ударил.
— О, вы съели все,— сказал Теодор, заметив на дне кастрюли следы порошка.
Он обернулся к ней.
— А когда возвращается ваш отец? — спросил он.
Все ее тело напряглось.
— После полуночи,— проговорила она.
Теодор шагнул к выключателю и погасил свет. Он услышал, как она ахнула в темноте.
— Нет,— пробормотала она.
— Разве ты не этого хочешь, Элеонора? — спросил он, властно хватая ее.
Ее объятие было бездумным и горячечным. Под халатом не оказалось ничего, кроме распаленного тела.
Позже, когда она лежала на полу кухни и спала, удовлетворенно посапывая, Теодор принес фотоаппарат, оставленный за дверью. Опустив шторы, он уложил Элеонору в подходящую позу и сделал десяток фотографий. Потом пошел домой и вымыл кастрюлю.
Прежде чем отправиться спать, он набрал на телефоне номер.
— Служба «Вестерн юнион»,— представился он.— У меня сообщение для миссис Ирмы Путнам, Силмар-стрит, двенадцать ноль семьдесят.
— Это я,— отозвалась она.
— «Сегодня днем ваши родители погибли в автокатастрофе,— сказал Теодор.— Ждем распоряжений по поводу отправки тел. Шеф полиции, Талса, Окла...»
На другом конце провода раздался придушенный хрип, удар, а потом крик Путнама: «Ирма!» И Теодор повесил трубку.
После того как уехала «скорая», он вышел на улицу и вырвал еще тридцать пять плющей Джозефа Альстона. В куче растений он оставил второй спичечный коробок Путнама.
Утром, когда Дональд Горс ушел на работу, Теодор вышел из дому. Элеонора попыталась закрыть перед ним дверь, но он все равно вошел.
— Мне нужны деньги,— сказал он.— А вот мой товар.— Он кинул пачку фотографий, и Элеонора отшатнулась, зажимая рот.— Ваш отец получит их сегодня же вечером,— сказал он,— если я не получу две сотни долларов.
— Но у меня...
— Сегодня вечером!
Он поехал в деловой квартал, в риэлторское агентство Джеремайи Осборна, где продал мистеру Джорджу Джексону свободный дом по Силмар-стрит, двенадцать ноль шестьдесят девять. Он пожал мистеру Джексону руку.
— Вам не о чем беспокоиться,— заверил он.— Семья, живущая в соседнем доме, тоже черная.
Когда он вернулся домой, перед домом Бакусов стояла полицейская машина.
— Что случилось? — спросил он Джозефа Альстона, который неподвижно сидел у себя на крыльце.
— Миссис Бакус,— безжизненным голосом ответил старик,— пыталась зарезать миссис Феррел.
— В самом деле? — изумился Теодор.
Тем же вечером у себя в конторе он сделал запись на семисотой странице своей учетной книги.
Миссис Феррел умирает от ножевых ранений в местной больнице. Миссис Бакус в тюрьме, подозревает мужа в адюльтере. Дж. Альстон обвиняется в отравлении собаки и, возможно, в чем-то еще. Сыновья Путнама обвиняются в убийстве собаки Альстона и уничтожении его растений. Миссис Путнам умерла от сердечного приступа. Мистеру Путнаму предъявлено обвинение в уничтожении частной собственности. Джефферсона подозревают в том, что он негр. Маккэнны и Мортоны смертельные враги. Кэтрин Маккэнн считают состоявшей в интимной связи с Уолтером Мортоном-младшим. Мортонмладший отправлен в школу в Вашингтон. Элеонора Горс повесилась. Работа завершена.
Пора переезжать.
...и избавьте меня от оговора, читайте это лучше ночью, а не при свете дня, и не давайте юным девам, если таковые случатся поблизости... Однако я не опасаюсь за судьбу этой книги, ибо она почерпнута из источника величественного и блистательного, все исходящее из которого имело оглушительный успех...
Оноре де Бальзак, «Озорные рассказы», пролог
Все началось с того анекдота, который дядюшка Лиман рассказывал в летнем домике. Тальберт как раз подходил, когда услышал заключительную фразу: «Боже мой,— воскликнула актриса,— а я-то думала, вы сказали “сарсапарель”!»
Домик содрогнулся от хохота. Тальберт застыл, смотря сквозь шпалеры с розами на смеющихся гостей. Пальцы ног в открытых сандалиях шевелились. Он размышлял.
Потом он двинулся вокруг озера Бин, глядя, как набегают на берег хрустальные волны, наблюдая за скользящими по зеркалу вод лебедями и рассматривая золотых рыбок, а сам продолжал размышлять.
— Я тут подумал,— сказал он тем же вечером.
— О боже, нет,— произнес дядя Лиман несчастным голосом. Он затих и стал ждать удара.
Который не замедлил последовать.
— О неприличных анекдотах,— сказал Тальберт Бин Третий.
— Прошу прощения? — не понял дядя Лиман.
— Бесконечные волны их накатывают на нацию.
— Я что-то не могу,— произнес дядя Лиман,— понять, к чему ты клонишь.— От нехорошего предчувствия у него сжималось горло.
— Я пришел к выводу, что это возможно разве что только посредством черной магии,— сказал Тальберт.