Посылка - Страница 124

124

— Полагаю, ты хочешь знать, как... все было? — спросил тогда отец, делая над собой заметное усилие.

— Да,— сказал Лэс.— Я...— Он осекся.— Да,— повторил он и принялся ждать ответа.

Старик секунду смотрел в пол. Затем он неожиданно вскинул голову и с вызовом посмотрел на сына.

— А я не ходил,— сказал он.

Лэсу показалось, что из него вдруг вытекли на пол все жизненные силы. Он сидел не шевелясь и неотрывно смотрел на отца.

— И не собирался идти,— спешно продолжил отец.— Не собирался участвовать во всех этих глупостях. Ф-физические тесты, тесты на интеллект, раскладывание кубиков по д-доске и... бог знает что еще! Не собирался я туда идти.

Он умолк и сердитыми глазами посмотрел на сына, будто вызывая его сказать, что поступил неверно.

Однако Лэс ничего не мог сказать.

Прошло много времени. Лэс сглотнул комок в горле и сумел подобрать слова.

— И что ты... намереваешься делать?

— Не переживай об этом, не переживай,— сказал отец так, словно был почти благодарен ему за вопрос.— Не переживай о своем отце. Твой отец сумеет о себе позаботиться.

И Лэс вдруг снова услышал звук задвигающегося ящика, шуршание бумажного пакета. Он едва не обернулся к бюро, посмотреть, не лежит ли там пакет. У него дернулась голова, когда он подавил в себе это желание.

— Н-ну,— выговорил он, не догадываясь, насколько потрясенным и жалким выглядит сейчас.

— Не думай об этом,— снова заговорил отец, спокойно, почти мягко.— Это не твоя проблема, тебе не о чем беспокоиться. Совершенно не твоя проблема.

Но это была его проблема! Лэс слышал, как слова отдаются в мозгу. Однако он не произнес их вслух. Что-то в поведении старика не позволило ему, какой-то внутренний стержень, спокойное достоинство, которое Лэс не смел задеть.

— Я теперь хочу отдохнуть,— услышал он слова отца, и ему показалось, что его изо всех сил пнули в живот. Я хочу отдохнуть, хочу отдохнуть, слова долго отдавались эхом в длинных тоннелях мозга, пока Лэс вставал. Теперь я хочу отдохнуть, хочу отдохнуть...

Он понял, что идет к двери, а дойдя до нее, встает и оборачивается к отцу. Прощай. Слово застряло во рту.

И тогда его отец улыбнулся и сказал:

— Спокойной ночи, Лэсли.

— Папа...

Он ощутил на своей руке руку старика, сильнее, чем его, увереннее, эта рука успокаивала, ободряла его. Он ощутил, как отец взял его за плечо.

— Спокойной ночи, сынок.

И в этот миг, когда они стояли рядом, Лэс увидел из-за плеча старика смятый аптечный пакет, брошенный в угол, подальше от чужих глаз.

Потом он в безмолвном ужасе стоял в коридоре, слушая, как защелкивается замок, и понимал, что, хотя отец и не запер дверь, вход в его комнату для Лэса заказан.

Он долго стоял там, глядя на закрытую дверь, и его колотила неукротимая дрожь. Потом он пошел прочь.

Терри дожидалась его внизу лестницы, лицо у нее совершенно побелело. Она задала вопрос одним взглядом, и он спустился к ней.

— Он... не ходил,— вот и все, что сказал Лэс.

У нее из горла вырвался тревожный тоненький вскрик.

— Но...

— Он был в аптеке,— продолжал Лэс.— Я... я видел в углу комнаты пакет. Он кинул его туда, чтобы я не заметил, но я... заметил.

Показалось, что она сейчас кинется вверх по лестнице, но это было всего лишь мгновенное напряжение тела.

— Должно быть, он показал аптекарю письмо с приглашением на тест,— сказал Лэс.— И... аптекарь, наверное, продал ему... таблетки. Так часто поступают.

Они молча стояли в столовой, в окна колотил дождь.

— И что нам делать? — спросила она почти неслышно.

— Ничего,— пробормотал он. Горло его конвульсивно дернулось, он прерывисто вздохнул.— Ничего.

После чего он оцепенело побрел в кухню, чувствуя, как рука жены обнимает его, словно она силилась этим жестом передать ему свою любовь, потому что не могла о ней говорить.

Весь вечер они просидели на кухне. Уложив мальчиков, она вернулась, и они снова сидели на кухне, пили кофе и разговаривали приглушенными, потерянными голосами.

Около полуночи они ушли из кухни и, прежде чем дойти до лестницы, Лэс остановился у стола в столовой и обнаружил на нем часы со сверкающим новеньким стеклом. Он даже не дотронулся до них.

Они поднялись наверх, прошли мимо двери в спальню Тома. Изнутри не доносилось ни звука. Они разделись и легли в постель, Терри завела будильник, как заводила его каждый вечер. Прошло несколько часов, и они сумели заснуть.

И всю ночь в спальне старика стояла тишина. И на следующий день тоже — тишина.

Похороны

Мортон Силклайн сидел в конторе, размышляя над цветочной аранжировкой для погребения Фентона, когда чарующая строчка из «Я пересекаю черту, чтобы слиться с невидимым хором» сообщила о том, что кто-то вошел в «Катафалки Клуни со скидкой».

Заморгав, чтобы прогнать задумчивое выражение из темных глаз, Силклайн умиротворенно переплел пальцы рук и откинулся на траурную кожаную спинку кресла. На губах заиграла приветливая улыбка гробовщика. Тишину коридора нарушил звук шагов, приглушенный толстым ковром, ноги вышагивали с ленцой, и как раз перед тем, как в дверь вошел высокий мужчина, часы на столе прожужжали, сообщив, что сейчас ровно половина восьмого.

Поднявшись так, словно был застигнут в разгар приватной беседы с сияющим ангелом смерти, Мортон Силклайн беззвучно обогнул блестящую столешницу и протянул руку с отполированными ногтями.

— О, добрый вечер, сэр,— сладкозвучно проговорил он, его улыбка так и дышала сочувствием и приветливостью, а голос сочился почтительностью.

124